Эпичность данный случай обрел потому, что, к несчастью, все, кто успевал услышать про волосы Сидни, засыпали его советами. «Вишневая настойка!» — рекомендовал один, и на другой день от головы Сидни разило сильнее, чем от всех посетителей «Розы и Короны», взятых вместе. «Керосин!» — рекомендовал другой, знакомый с лудильщиком, который всякий раз, когда имел дело с керосином, вытирал руки о волосы, и они у него были ну прямо как у ребенка. И долгое время мы береглись зажигать спички вблизи от Сидни. «Гусиный жир!» — посоветовал кто-то еще, после чего Шеба объявила, что больше не любит Сидни, а Соломон, кружа по кухне как миноискатель, сказал, что, по его мнению, у нас здесь полно дохлых мышей.

Потом эта мания была забыта, как и прочие переживания Сидни. Но пока он боролся с облысением, жизнь заметно усложнялась. Затем он ударился в совсем другую крайность. «Мэг хочет меховое манто», — сообщил он. Видела в журнале — девица в манто занимается покупками, ну и подумала, что для поездок в город ей бы такое в самый раз. Сидни, потея от одной мысли о манто, испробовал дипломатическую тактику. Сказал, что в коляске мотоцикла у нее в манто вид будет дурацкий, но она даже глазом не моргнула. Оставлял у нас свою газету в те дни, когда в ней рекламировались меха, а Мэг шла к соседке и брала у нее газету почитать. Что, спросил он, по-нашему, ему теперь делать? И Шеба торопливо удалилась в сад вместе со своим манто — от греха подальше.

На этот раз выход он нашел сам. Мы глазам не поверили, когда в следующий понедельник он лихо скатился с холма на велосипеде, насвистывая, сдвинув кепку на затылок и забросив ноги на руль.

—Купил Мэг манто в субботу, — объявил он, вваливаясь на кухню и ликующе потирая руки.

—Где? — спросили мы хором, не осмеливаясь вообразить, что услышим в ответ.

—На дешевой распродаже, — сказал он, с небрежным видом сделал последнюю затяжку, выбросил сигарету в открытую дверь и взял кружку с какао. — Отхватил, какое поискать, за десять шиллингов.

Переживать приходилось не одному Сидни. Например, старику Адамсу нагорело от супруги из-за промашки с нашими кошками. Миссис Адамс отличалась большой чопорностью. И все должно было быть как у людей, согласно с деревенскими понятиями. Когда приходили гости выпить чаю — салфеточки под кексами, салфеточки под вазами с цветами, изящные хромированные ложечки для фруктов — к большой досаде старика Адамса, который имел обыкновение спрашивать, что это, черт дери, за штуковина и чем плоха его ложка? Она всегда искала случая улучшать манеры старика Адамса, и потому-то ее так обрадовало появление джентльмена в безупречном охотничьем костюме.

Мы в тот момент опирались на калитку и неторопливо обсуждали с Адамсами перспективы ужина в честь урожая. И когда видение в темно-розовой охотничьей куртке и щегольских белых брюках мелкой рысью приблизилось к нам по дороге и не только остановилось, но и приподняло цилиндр, миссис Адамс чуть не помешалась от гордости. Он спросил о Соломоне и Шебе — читал о них, видел по телевизору... Продолжать не имело смысла: при упоминании их имен Соломон и Шеба возникли будто по мановению волшебной палочки. Ненавязчиво — ведь мы были заняты своим разговором. Просто перешли бок о бок дорогу — чтобы никто не подумал, будто они выставляют себя напоказ, — причем спиной к нам, сосредоточенно задрав хвосты, внимательно изучая что-то под изгородью.

—Соломон и Шеба, — кивнул на них Чарльз, полагая, что нашему новому знакомому, возможно, хочется их увидеть.

—Так-так-так! — произнес тот, с восхищением оглядывая их тылы. — Соломон и Шеба! Милые парнишки собственной персоной!

Дернуло же его назвать их парнишками. Старик Адамс, деревенский житель с семидесятилетним стажем, был потрясен таким невежеством охотника.

—Ты что — их с заду различить не можешь? — спросил он.

«Как, — вопросил старик Адамс, когда охотник уехал, а миссис Адамс в чопорном негодовании удалилась по дороге в другую сторону, — как ему теперь с хозяйкой помириться?» Я не знала. Мне хватало своих неприятностей: Чарльз снова занялся ручным трудом.

Вдохновленный статьей в журнале типа «Сделай сам», он начал ремонтировать кухню. А когда отремонтировал ее наполовину, вдохновился другой статьей и начал мостить двор, а мне оставив три розовые стены, одну грязно-кремовую и пять дверец от стенных шкафов, которые он снял, чтобы покрасить, и прислонил к стене, чтобы кошки могли поиграть в лабиринт.

Даже это было не так уж скверно — двором давно следовало заняться, а Сидни обещал помочь ему, и вдвоем, если повезет, они могли бы управиться за месяц. Но, к несчастью, Чарльз решил, что делать — так уж делать, и без дренажной системы никак не обойтись. Самой простой U-образной системы, сказал он: водосточные трубы укладываются под землей от углов коттеджа и сходятся в поглотительном колодце у задней калитки. И вот тут-то Сидни подал в отставку. Дворы — это ладно, буркнул он, но ему бы хотелось дотянуть до пенсии, и о близнецах позаботиться надо. Никаких поглотительных колодцев он для нас копать не станет.

Ну и Чарльз бесстрашно взялся за дело один. И отлично со всем справлялся. Две почти профессионально выкопанные канавы сходились к центру и засыпались по мере того, как он мостил двор, так ровно и гладко, как мог обеспечить спиртовой уровень. И работа продвигалась прямо у нас на глазах. Он уже миновал бочку под водосточной трубой, как вдруг его ошеломила мысль, что приближается время сажать деревья, а участок под плодовые саженцы, которые он заказал в веселые беззаботные летние деньки, еще не подготовлен.

— Потрачу часок на это, а потом начну копать ямы, — объявил он как-то утром, напрактикованным движением взмахивая киркой. И слово свое сдержал. Часок спустя оставив за собой еще четыре фута канавы с уложенной трубой, но не засыпав ее, поскольку отведенное на это время истекло, Чарльз отправился копать ямы под саженцы на склоне холма. К несчастью, земля там довольно-таки каменистая, и отыскать слой почвы, достаточный для плодового дерева, не так-то просто. Неделю спустя, когда пришла открытка с сообщением, что саженцы готовы, и спрашивали, какого числа их доставить, Чарльз все еще лихорадочно копал на фоне неба.

Кухня осталась незавершенной. Как-то вечером, когда мы ждали гостей, он выбрал время навесить дверцы на шкафы. Но, к сожалению, не завинтил винты в петлях — какой смысл, сказал он, когда дверцы придется снова снимать для покраски? — а просто воткнул их в отверстия. Занимая гостей, я забыла про это обстоятельство и, исполненная радушия, полезла в шкаф за кофейными чашками. Чертова дверца чуть не раскроила мне лоб.

Несмотря на мои дурные предчувствия, канава осталась незасыпанной. Главное — посадить деревья, сказал Чарльз, а двором он может заняться и зимой. Да и в такую узкую ямку способен провалиться только идиот, возразил он на мое робкое предложение хотя бы накрыть ее доской во избежание несчастного случая.

На следующий же вечер он, торопливо влетев в калитку, угодил в узкую яму сам. Соседи всякий раз едва-едва не ломали ноги — и опасность учетверилась, когда со временем настурции замаскировали ловушку. Соломон падал в нее практический каждый день, гоняясь за Шебой по саду для разминки.

Это, разумеется, было забавно. И проделывалось нарочно, судя по тому, как секунду спустя его большая темная голова выглядывала из настурций явно в ожидании одобрительного смеха.

Но было совсем не смешно, когда однажды вечером мы услышали треск и отчаянный вопль, а выбежав, обнаружили в канаве булочника. Но не нашего постоянного, приятного толстячка, который умел находить дорогу среди настурций, страдал мозолями и имел троих детей, а весьма недружелюбного субъекта, который, когда мы помогли ему выбраться из канавы, сообщил нам, что уже обслужил всех своих постоянных клиентов, а теперь вот в пашем конце деревни подменяет своего партнера, который приболел. А чего, собственно, мы затеяли, спросил он грозно, когда мы его почистили и вручили ему оброненную корзину. Слонов ловим или хотели, чтобы он шею сломал?